Босиком по Красной площади (зарисовка)

Зарисовка «Босиком по Красной площади» (в переводе с белорусского), и «Басанож па Чырвонай плошчы» – для желающих читать тексты в оригинале. 

Светлана ЛОКТЫШ

Босиком по Красной площади

Приходилось ли кому-нибудь пройтись босиком по Красной площади?

– Это глупость, – наверное, возмутитесь вы. – Да и невозможно такое!

– Если иначе нельзя, еще как возможно! – отвечу я. Потому что лично замечена в таком поступке.

Было это, правда, еще в советское время. Наша семья из трех человек (мама, я и младшая сестра) жила тогда в Сибири, под Нефтеюганском. В тот год мы собрались летом съездить домой, в Беларусь. Вместе с нами решили ехать и мамина сестра с мужем.

Чтобы читатели имели какое-то представление о всех нас, стоит, думаю, рассказать понемногу о каждом.

Маму зовут Мария. На то время она около десяти лет была вдовой: посвятила всю себя нам с сестрой. Кстати, и так далеко отправилась, чтобы заработать денег, которых хронически не хватало. Маленького Ростика, стройная, ладная, красивая с лица белорусочка лет тридцати пяти, которая всегда следила за своей внешностью и предпочитала купить один-два красивых, дорогих и модных нарядов вместо множества дешевых.

Сестре исполнилось лет десять. Танюша тоже любила и умела одеваться красиво и не боялась требовать то, что ей приглянется на магазинной полке. Холерик по натуре, сестра выделялась неугомонность и непосредственностью.

Я же была как раз того самого нескладного возраста, когда руки и ноги быстро вырастают длинными и ты не знаешь, как с ними управляться, туловище также вытягивается, но его округлости только-только намечаются. Довольно застенчивая и неуверенная в себе девочка-подросток. У меня было много желаний, но я никогда их не озвучивала – жалела маму, которая тяжело работала. Потому даже одежду носила на ее выбор.

Тетю Галю я охарактеризовала бы как стройную барышню лет тридцати двух, среднего возраста и приятной полноты, которой тоже нравилось одеваться дорого, модно, ярко и видеть возле себя с иголочки одетого мужа. Тем более, что детей на то время у них с дядей Сашей еще не было, а денег хватало. Вот такой веселой, дружной и разношерстной компанией одним из летних деньков мы отправились в Беларусь.

Дорога предстояла долгая, нас ждали остановки в Тюмени, Москве и Барановичах. На каждой было по несколько часов свободного времени, пока ждали поездов, на которые нужно было пересесть. Каждая остановка до сих пор чем-то запомнилась.

В Тюмени, например, купили на базаре огромную дыню. Никто из нас до этого её не ел. А тут, видим, все берут – ну, и мы решили попробовать заморское чудо. Выбрали у мужчины кавказской национальности овальный желтовато-серый шершавый плод и направились на вокзал. До прибытия поезда времени оставалось немного, но хватало, чтобы полакомиться дыней.

Это сейчас нас уже ничем не удивить: ананасы, дыни и бананы едим не реже яблок, пробовали и рамбутан с дурианом. А тогда дыню купить – купили, а как есть – не спросили. Порезали на куски, как получилось, и каждый загадал желание: говорят же, если что-то впервые есть собираешься, оно должно сбыться. Так вот: загадали… укусили… и скривились.

По правде сказать, и сегодня не могу понять: почему ни одному из нас пятерых не понравилось мякоть, которая сейчас приводит меня в полный восторг? Факт в том, что нарезанные куски вместе с ненарезанной частью дыни мы выбросили в урну возле вокзального здания. Много времени прошло, а мне и сегодня жаль той дыни.

Остановка в Барановичах запомнилась тем, что два часа, пока мы ждали второго поезда, тянулись как двадцать. Домой ехать оставалось всего ничего, не терпелось увидеть дорогие сердцу улочки и лица родных. А тут пришлось столько ждать! Именно тогда я поняла, что такое ностальгия по родине, и почувствовала ее до щемящей грусти в сердце.

Но самые сильные впечатления остались от остановки в Москве. Между поездами времени было часов восемь. И вся наша компания направилась в центр. Зашли в музей, который увидели по дороге, посмотрели на памятники и фонтаны, наелись пломбира из больших стаканов (также было удивительно для советских провинциалов). И не настолько устали, насколько мама, тетя Галя и я до кровавых мозолей натерли босоножками ноги. Мы едва шли.

Попробовали сунуться со своей бедой в ближайшие магазины. Из более-менее приличной обуви, которую пытались натянуть на измученные ноги, не нашлось ни одной пары, которая бы дала возможность вздохнуть с облегчением и отправляться далее. Тогда решили зайти в ГУМ, который (насколько мне сейчас помнится) располагается неподалеку от Красной площади. Не припомню уже, кому пришла в голову идея-фикс – купить домашние тапочки, но она понравилась и тут же была одобрена всеми.

Такого огромного магазина мы с сестрой еще не видели: отделы, отделы, потом какие-то переходы, лестницы и снова отделы, в которых чего только не было! Помню, меня поразила и заворожила огромная крыша-купол то ли из стекла, то ли из пластика. Наши с сестрой головы крутились, словно на шарнирах, и мама тщательно следила, чтобы мы не потерялись: был такой печальный опыт в семье – два года назад потерялся в киевском метро наш двоюродный брат Юрка.

Не могу не рассказать об этом случае, коль уж упомянула. Тем более, с советского времени я не помню, чтобы мы когда-нибудь еще отправлялись в гости огромными компаниями. Теперь если и едем мы или к нам в гости, то один-два, ну, пусть три человека. А тогда то ли время другое было, то ли наши родители – молодые, коммуникабельные, но ездили по кругу Беларусь – Россия – Украина целыми семьями, бывало, и не по одной. И как было весело!

Отдохнуть в Одессе, а потом – погостить в Киев к тетке отправились тетя Галя с дядей Сашей, моя крестная с мужем и детьми, также мама отправила нас с сестрой.

В Одессе неделю или две мы играли, купались в лимане и на море, плавали на пароходе, ходили на экскурсии. Взрослые ведрами покупали виноград, персики и абрикосы, которые тогда стоили сущие копейки, – наполняли наши детские организмы полезными витаминами.

Позже к нашей группе присоединилась еще родня. В итоге, когда мы выползли из Жулян на прогулку по Киеву, нас насчитывалось шестеро взрослых и пятеро детей, из которых я была – старшая, остальные – один за другим на год-два младше, и Юрка завершал ряд.

Большой город – не провинция, где домов, улиц и людей раз-два и обчелся. Киевская тетушка (кстати, еще та юмористка!) везде, куда бы ни направлялись, пересчитывала нас по головам. Взбираемся мы, например, в троллейбус, она своим широким телом и властным жестом руки отодвинет от двери особо ретивых и шустрых чужаков и скомандует:

– Мои, заходи!

Мы, взрослые и дети, стройной цепочкой и потянемся внутрь транспортного средства. А тетушка пристально следит, чтобы кто чужой не «затесался», и вслух считает:

– Один, два, три… пять… одиннадцать.

Со словом «одиннадцать», имея в виду себя, она входит следом.

И надо же такому случиться, что, когда пришел черед садиться в поезд метро, киевская тетушка не досчиталась десятой головы – своего сына Юрия! Мы все выскочили из вагона. Самому спокойному дяде-белорусу поручили стеречь детей, а остальные взрослые рассыпались в поисках пропажи. Через полчаса взрослые договорились сойтись на этом же месте. Но киевские милиционеры расстарались быстрее: через какое-то время под сводом метро раздался дикторский голос. Он оповещал, что в комнате милиции находится мальчик пяти лет, который назвался Юрой, и приметы его точно совпадали с признаками нашего Юрки.

Так вот, помня этот случай и удивительную способность детей и подростков теряться в шумных людных местах, в московском универсаме мама старалась не спускать с меня и сестры глаз. Старалась, но, понятное дело, ноги ныли, кругом крутился, носился и галдел людской муравейник. При этом все мы старались успевать за любителем и завсегдатаем больших магазинов, тетей Галей, которая хорошо ориентировалась в отделах и быстро передвигалась из одного в другой. Короче, внимание наше время от времени рассеивалось. К тому же, всегда случается так: чего очень боишься, то обязательно сбывается.

На этот раз потерялась Танюша. И вот как это случилось.

По ГУМу, как я уже говорила, мы носились в поисках домашних тапочек трех размеров: для тети, мамы и меня. Помню сибирское спокойствие дяди Саши, который, по всему было видно, привык к подобным поискам своего «Галчонка» (так иногда он называл жену). Мама возмущалась (на мой взгляд, законно и обоснованно):

– Вот так дела! Такой огромный магазин, десятки тысяч необходимых и не очень вещей. А того, что позарез нужно, нет! Каких-то тапочек… простых… самых обыкновенных …

– А еще говорят, что страна «великая и могучая»! – поддакивала тетя и добавляла язвительно: – Настолько могучая, что дефицит на дефиците. Позор!

В рассуждениях и возмущениях мы пронеслись по нескольким отделам, прежде чем заметили, что исчезла Танюша. Она все время крутилась возле дяди Саши, и он сначала спокойно отреагировал на то, что кто-то взял его под руку. Другой рукой попытался накрыть детскую ладонь и почувствовал, что она совсем не детская. Взглянул направо – и остолбенел: рядом шла незнакомая женщина. Она также посмотрела на него и смутилась:

– Простите, я думала, это муж…

В тот же момент к ним подлетела тетя и злобно прошипела:

– А эт-т-то ещё кто?

Объяснять, что к чему, и оправдываться дяде Саше было некогда. Он хлопал глазами, бешено крутил головой и спрашивал:

– Где … Где Таня? Не видели? Только что была … и нет …

Мы поняли, что к чему, также заоглядывались вокруг. Неизвестная женщина, от греха подальше, незаметно растворилось среди людей.

– Стойте здесь, чтобы вас еще не искать! – наконец приказал дядя и бросился на поиски. Пользуясь своим высоким ростом как преимуществом над большинством покупателей торгового гиганта, он понесся по отделам, где мы побывали, то и дело заглядывая на лестницы и на большую площадку под куполом, где туда-сюда сновала уйма народу.

Где-то в это же время сестра тоже поняла, что потерялась. Еще бы не потеряться! – в отделе женского белья она лицом к лицу столкнулась с экзотикой: впервые в жизни увидела черного-пречерного человека. Танюша сначала широко распахнул глаза и рот: негр дружелюбно улыбнулся в ответ. Она осторожно обошла странного дядю сбоку, сзади, спереди, заглянула в лицо. Тот рассмеялся, и девочка увидела белые, ровные, как бусины на четках, зубы. Потом внимательным детском взглядом разглядела и розовые ладони, которыми черный человек обнял такую же черную женщину, которая подошла к нему.

Странный дядька помахал розово-черной рукой и вместе с черной женщиной скрылся в толпе.

Танюша опомнилась, пошарила глазами вокруг себя, не увидела знакомых лиц и поняла, что дело плохо. От страха бросилась бежать куда глаза глядят. Кругляшом резвой ртути пробиралась между ног взрослых, других распихивала острыми локотками, освобождая дорогу, и шустрым малым вертолетиком неслась дальше. Чем дольше она бежала, тем быстрее перед глазами проносились лестницы с парапетами, отделы, сумки и люди, пока ее не поймал в свои объятия дядя Саша, который к этому времени от страха и быстрых пробежек вспотел не меньше, чем его дорогая пропажа.

Нечего и говорить, насколько радостной была встреча. Смущенная мама вытирала слезы, обнимала сестричку и просила нас обоих:

– Если еще раз кто-то из вас потеряется, стойте на месте. Ждите, мы сами найдем вас. Не надо бегать по этажам. Договорились?

К сожалению, второй наш проект, с поисками домашних тапочек, оказался не таким удачным. Еще немного поболтались по отделам, но безрезультатно.

Когда наконец выкарабкались из универсама, дядя Саша и сестренка были утомлены, но не обессилены обувью, зато тетя, мама и я чуть не плакали. Каждый шаг распухших ног в тесных босоножках казался издевательством.

Тем не менее, никто не собирался отказываться от мечты побывать на Красной площади, которая с запада привлекала Спасской башней Кремля, с севера – золотыми куполами Казанского Собора, с юга – разноцветными Собора Василия Блаженного.

Наиболее смелая из нас, тетя Галя, немного поколебалась, потом с облегчением вздохнула, первой сняла тесную обувь и пошла по отполированной до блеска брусчатке босиком, на ходу оправдывая себя:

– Чего я должна мучиться… Если никто в моей стране не позаботился о моём удобстве, я сделаю это сама!

Не сговариваясь, мы с мамой тоже разулись, и скоро уже втроем босиком расхаживали по площади. Дядя Саша и Танюша заявили, что им за нас стыдно, хоть сквозь землю провались.

– Вы как себе хотите, а мы вас будто не знаем, – наконец решили они. Мы равнодушно пожали плечами. Они отошли немного и стали старательно делать вид, будто гуляют сами по себе.

Людей, как на то, было много. Среди них внешностью и чужой речью выделялись иностранцы. Некоторые похватали свои фотоаппараты – и давай наводить на нас объективы и щелкать.

Дядя Саша время от времени выбирал удобный момент и пытался урезонивать:

 – Вот напечатают эти фотографы ваши снимки в буржуйских журналах и газетах, будете знать!

– Ну и что, пусть себе напечатают, – спокойно отвечала тетя. Человек бывалый, который приучен к публике и очень любит свою личность, она была даже рада попасть на страницы изданий.

– Это ж, наверное, думают, что в нашей стране нет обуви! – едва не стонал дядя.

Тетя вызывающе забрасывала голову:

– А разве есть? Тапочек не найдешь!

Дядя не сдавался:

– Буржуа решат, что в Советском Союзе одни нищие живут. Босиком – по Красной площади! Вы бы еще лапти напялили…

Позируя, тетя Галя немного наклонила голову перед фотокамерой очередной иностранки, очаровательно улыбнулась прямо в объектив и красивенько подняла руку с босоножками. Когда фотограф отошла, она ответила мужу:

– Туфли у нас в руках: не слепые, видят, что мы – не голь-босота какая-нибудь.

Мы с мамой поддакнули и гордо вытянули вперед руки с босоножками перед камерой очередного иноземного фотографа.

Кстати, милиционеры нас после того случая не тронули и сотрудники спецслужб не разыскивали. Зато есть что вспомнить.

Но сейчас меня интересует: куда попали тогда многочисленные фотографии с нашими босыми ногами на фоне кремлевских стен, Мавзолея Ленина и памятника Минину и Пожарскому? И еще: возможно, не так себе просто начали разуваться знаменитости. То Джулия Робертс босиком прогулялась по дорожке Каннского фестиваля, то Анжелика Варум на сцену без обуви вышла, то наша Инна Афанасьева в пляс пустилась… Не исключено, что зачинщиками этой “босой” моды стала наша «тройка». Пусть и вынужденно.

А вы еще будете говорить, что невозможно пройтись босиком по Красной площади…

Возможно! Если приспичит.

Святлана ЛОКТЫШ

Басанож па Чырвонай плошчы

Ці даводзілася каму прайсціся басанож па Чырвонай плошчы?

– Гэта дурасць, – пэўна, абурыцеся вы. – Ды і немагчыма такое!

– Калі інакш нельга, яшчэ як магчыма! – адкажу я. Таму што асабіста заўважана ў такім учынку.

Было гэта, праўда, яшчэ за савецкім часам. Наша сям’я з трох чалавек (мама, я і малодшая сястра) жыла тады ў Сібіры, пад Нефцеюганскам. У той год мы сабраліся летам з’ездзіць дамоў, у Беларусь. Разам з намі вырашылі ехаць і маміна сястра з мужам.

Каб чытачы мелі нейкае ўяўленне пра ўсіх нас, варта, думаю, расказаць патрохі пра кожнага.

Маму завуць Марыя. На той час яна каля дзесяці гадоў была ўдавой: прысвяціла ўсю сябе нам з сястрой. Дарэчы, і за свет выправілася, каб зарабіць грошай, якіх хранічна не хапала. Маленькага росціку, стройная, спраўная, прыгожая з твару беларусачка гадоў трыццаці пяці, якая заўсёды сачыла за сваёй знешнасцю і лічыла за лепшае купіць адзін-два прыгожых, дарагіх і модных нарады замест мноства танных.

Сястры мінула гадоў дзесяць. Танюша таксама любіла і ўмела апранацца прыгожа і не цуралася патрабаваць тое, што ёй прыглянецца на магазіннай паліцы. Халерык па натуры, сястра вылучалася няўрымслівасцю і непасрэднасцю.

Я ж была якраз таго самага няскладнага ўзросту, калі рукі і ногі хутка вырастаюць доўгімі і ты не ведаеш, як з імі ўпраўляцца, тулава таксама выцягваецца, але яго акругласці толькі-толькі намячаюцца. Даволі сарамлівае і няўпэўненае ў сабе дзяўчо-падлетак. У мяне было шмат жаданняў, але я ніколі іх не агучвала – шкадавала маму, якая цяжка працавала. Таму нават вопратку насіла на яе выбар.

Цёцю Галю я ахарактарызавала б як статную паненку гадоў трыццаці двух, сярэдняга ўзросту і прыемнай паўнаты, якой таксама падабалася апранацца дорага, модна, ярка і бачыць каля сябе з іголачкі апранутага мужа. Тым больш, што дзяцей на той час у іх з дзядзям Сашам яшчэ не было, а грошай хапала.

Вось такой вясёлай, дружнай і разнашэрснай кампаніяй адным з летніх дзянькоў мы адправіліся ў Беларусь.

Дарога прадбачылася доўгая, нас чакалі прыпынкі ў Цюмені, Маскве і Баранавічах. На кожным было па некалькі гадзін вольнага часу, пакуль чакалі цягнікоў, на якія трэба было перасядаць. Кожны прыпынак да гэтага часу нечым запомніўся.

У Цюмені, напрыклад, купілі на базары вялізную дыню. Ніхто з нас дагэтусь яе не еў. А тут, бачым, усе бяруць – ну, і мы вырашылі пакаштаваць заморскае дзіва. Выбралі ў мужчыны каўказкай нацыянальнасці авальны жаўтавата-шэры шурпаты плод і накіраваліся на вакзал. Да цягніка часу заставалася няшмат, але хапала, каб паласавацца дыняй.

Гэта цяпер нас ужо нічым не здзівіць: ананасы, дыні ды бананы ямо не радзей за яблыкі, смакавалі і рамбутаны з дурыянамі. А тады дыню купіць – купілі, а як есці – не папыталі. Парэзалі на кавалкі, як атрымалася, і кожны загадаў жаданне: кажуць жа, калі нешта ўпершыню есці збіраешся, яно павінна здзейсніцца. Дык вось, загадалі… укусілі… і скрывіліся.

Па праўдзе сказаць, і сёння не магу даўмецца: чаму ніводнаму з нас пяцярых не спадабалася мякаць, якая цяпер прыводзіць мяне ў поўнае захапленне? Факт у тым, што нарэзаныя кавалкі разам з непарэзанай часткай дыні мы выкінулі ў сметніцу каля вакзальнага будынку. Шмат часу мінула, а мне і сёння шкада тае дыні.

Прыпынак у Баранавічах запомніўся тым, што дзве гадзіны, пакуль мы чакалі другога цягніка, цягнуліся як дваццаць. Да дому ехаць заставалася ўсяго нічога, карцела хутчэй убачыць дарагія сэрцу вулачкі і твары родных. А тут прыйшлося столькі чакаць! Менавіта тады я зразумела, што такое настальгія па радзіме, і адчула яе да шчымливага суму ў сэрцы.

Але найбольшыя ўражанні засталіся ад прыпынку ў Маскве. Паміж цягнікамі часу было гадін восем.  І ўся наша кампанія накіравалася ў цэнтр. Зайшлі ў музей, які трапіў па дарозе, паглядзелі на помнікі і фантаны, наеліся пламбіру з вялікіх стаканаў (таксама было дзівам для савецкіх правінцыялаў). І не настолькі стаміліся, наколькі мама, цётка Галя ды я да крывавых мазоляў нацёрлі басаножкамі ногі. Мы ледзь ішлі.

Паспрабавалі сунуцца са сваёй бядой у бліжэйшыя крамы. З больш-менш прыстойнага абутку, які спрабавалі насунуць на змучаныя ногі, не знайшлося ніводнай пары, якая б дала магчымасць уздыхнуць з палёгкай і пашпацыраваць далей. Тады вырашылі зайсці ў ГУМ, які (наколькі мне цяпер помніцца) размяшчаецца непадалёк ад Чырвонай плошчы. Не згадаю ўжо, каму прыйшла ў галаву ідэя-фікс – купіць дамашнія тапачкі, але яна спадабалася і тут жа была адобрана ўсімі.

Такога вялізнага магазіна мы з сястрой яшчэ не бачылі: аддзелы, аддзелы, пасля нейкія пераходы, лесвіцы і зноў аддзелы, у якіх чаго толькі не было! Памятаю, мяне ўразіў і заваражыў агромністы дах-купал ці то са шкла, ці то з пластыка. Мая і сястрына галовы круціліся, быццам на шарнірах, і мама старанна сачыла, каб мы не згубіліся: быў такі сумны вопыт у сям’і – два гады назад згубіўся ў кіеўскім метро наш стрыечны брат Юрка.

Не магу не расказаць пра гэты выпадак, калі ўжо згадала. Тым больш, з савецкіх часоў я не памятаю, каб мы калі яшчэ выпраўляліся ў госці вялізнымі кампаніямі. Цяпер калі і едзем мы ці да нас у госці, дык адін-два, ну, няхай сабе тры чалавекі. А тады ці то час іншы быў, ці то нашы бацькі – маладыя, камунікабельныя, але ездзілі па колу Беларусь – Расія – Украіна цэлымі сем’ямі, бывала, і не па адной. І як было весела!

Адпачыць у Адэсе, а пасля – пагасціць у Кіеў да цёткі адправіліся цётка Галя з дзядзькам Сашам, мая хрышчоная з мужам і дзецьмі ды мама выправіла нас з сястрой.

У Адэсе тыдзень ці два мы гулялі, купаліся ў лімане і на моры, плавалі на параходзе, хадзілі на экскурсіі. Дарослыя вёдрамі куплялі вінаград, персікі і абрыкосы, якія тады каштавалі нішчымныя капейкі, – напаўнялі нашы дзіцячыя арганізмы карыснымі вітамінамі.

Пазней да нашай суполкі далучылася яшчэ радня. У выніку, калі мы выпаўзлі з Жулянаў на прагулку па Кіеву, нас налічвалася шасцёра дарослых і пяцёра дзяцей, з якіх я была – старэйшая, астатнія – адно за другога на год-два малодшыя, і Юрка завяршаў шэраг.

Вялікі горад – не правінцыя, дзе дамоў, вуліц і людзей раз-два і аблічыўся. Кіеўская цётачка (дарэчы, яшчэ тая гумарыстка!) паўсюль, куды б ні накіроўваліся, пералічвала нас па галавах. Узбіраемся мы, напрыклад, у тралейбус, яна сваім шырокім целам і ўладным жэстам рукі адсуне ад дзвярэй асабліва заўзятых ды шустрых чужакоў і скамандуе:

– Мае, заходзь!

Мы, дарослыя і дзеці, стройным ланцужком і пацягнемся ўнутр транспартнага сродку. А цётачка пільна сочыць, каб хто чужы не “зацясаўся”, і ўслых лічыць:

– Адзін, два, тры… пяць… адзінаццаць.

Са словам “адзінаццаць”, маючы на ўвазе сябе, яна ўваходзіць следам.

І трэба ж такому здарыцца, што, калі прыйшла чарга садзіцца ў цягнік метро, кіеўская цётачка не далічылася дзясятае галавы – свайго сына Юркі!

Мы ўсе павыскаквалі з вагона. Самаму спакойнаму дзядзьку-беларусу даручылі пільнаваць дзяцей, а астатнія дарослыя рассыпаліся ў пошуках прапажы. Праз паўгадзіны дарослыя дамовіліся сысціся на гэтым жа месцы. Але кіеўскія міліцыянеры прыстараліся шпарчэй: праз колькі часу пад скляпеннем метро раздаўся дыктарскі голас. Ён абвяшчаў, што ў пакоі міліцы знаходзіцца хлопчык пяці гадоў, які назваўся Юркам, і прыкметы яго дакладна супадалі з прыкметамі нашага Юрася.

Дык вось, памятаючы гэты выпадак і дзіўную здольнасць дзяцей і падлеткаў губляцца ў шумных людных месцах, у маскоўскім універсаме мама старалася не спускаць з мяне і сястры вачэй. Старалася, але, зразумела, ногі смылелі, вакол круціўся, насіўся і гаманіў людскі муравейнік. Пры гэтым усе мы стараліся паспяваць за аматарам і заўсёднікам вялікіх магазінаў, цёткай Галяй, якая добра арыентавалася ў аддзелах і хутка шпацыравала з аднаго ў другі. Карацей, увага наша час ад часу рассейвалася. Да таго ж, заўсёды здараецца так: чаго вельмі баішся, тое абавязкова спраўджваецца.

На гэты раз згубілася Танюша. І вось як тое атрымалася.

Па ГУМе, як я ўжо казала, мы насіліся ў пошуку дамашніх тапачак трох памераў: для цёткі, мамы і мяне. Памятаю сібірскі спакой дзядзькі Сашы, які, па ўсім было відаць, прывык да падобных пошукаў свайго “Галчонка” (так іншы раз ён называў жонку). Мама абуралася (на мой погляд, законна і абгрунтавана):

– Вось дык справы! Такая вялізазная крама, дзясяткі тысяч неабходных і не надта рэчаў.  А таго, што пазарэз трэба, няма! Нейкіх тапачак… простых… звычайных…

– А яшчэ кажуць, што краіна “вялікая і магутная”! – падтаквала цётка і дадавала з’едліва. – Настолькі  магутная, што дэфіцыт на дэфіцыце. Ганьба!

У разважаннях і абурэннях мы пранесліся па некалькіх аддзелах, перш чым заўважылі, што знікла Танюша. Яна ўвесь час круцілася каля дзядзі Сашы, і ён спачатку спакойна адрэагаваў на тое, што нехта ўзяў яго пад руку. Другой рукой паспрабаваў накрыць дзіцячую далонь і адчуў, што яна зусім не дзіцячая. Зірнуў направа – і аслупянеў: побач ішла незнаёмая жанчына. Яна таксама глянула на яго і зніякавела:

–  Прабачце, я думала, гэта муж…

У той жа момант да іх падляцела цётка і зласліва прасіпела:

– А гэт-т-та яшчэ хто?

Тлумачыць, што да чаго, і апраўдвацца дзядзьку Сашу не было калі. Ён лыпаў вачыма, шалёна круціў галавой і пытаўся:

– Дзе… Дзе Таня? Не бачылі? Толькі што была… і няма…

Мы зразумелі, што да чаго, таксама заазіраліся наўкола. Невядомая жанчына, ад граху далей, непрыкметна растварылася сярод людзей.

– Стойце тут, каб вас яшчэ не шукаць! – нарэшце загадаў дзядзька і кінуўся на пошукі.  Карыстаючыся сваім высокім ростам як перавагай над большасцю пакупнікоў гандлёвага гіганта, ён панёсся па аддзелах, дзе мы пабывалі, раз-пораз заглядваючы на лесвіцы і на вялікую пляцоўку пад купалам, дзе туды-сюды снавала процьма народу.

Дзесьці ў гэты ж час сястра таксама агледзелася, што згубілася. Дзіва што! – у аддзеле жаночай бялізны яна твар у твар сутыкнулася з экзотыкай: упершыню ў жыцці ўбачыла чорнага-прачорнага чалавека. Танюша спачатку шырока распахнула вочы і рот: негр прыязна ўсміхнуўся ў адказ. Яна асцярожна абышла дзіўнага дзядзьку збоку, ззаду, спераду, зазірнула ў твар. Той засмяяўся, і дзяўчынка ўбачыла белыя, роўныя, як бусіны на пацерках, зубы. Потым уважлівым дзіцячым позіркам згледзела і ружовыя далоні, якімі чорны чалавек абняў такую ж чорную жанчыну, якая падышла да яго.

Дзіўны дзядзька памахаў ружова-чорнай рукой і разам з чорнай жанчынай схаваўся ў натоўпе.

Танюша ачомалася, пашарыла вачыма вакол сябе, не ўбачыла знаёмых твараў і зразумела, што згубілася. Ад страху кінулася бегчы куды вочы глядзяць. Кругляшом жвавай ртуці прабіралася паміж ног дарослых, іншых распіхвала вострымі локцікамі, вызваляючы сабе дарогу, і шустрым малым верталёцікам няслася далей. Чым даўжэй яна бегла, тым хутчэй  перад вачамі праносіліся лесвіцы з парапетамі, аддзелы, сумкі і людзі, пакуль яе не злавіў у свае абдымкі дзядзька Саша, які да гэтага часу ад страху і хуткіх прабежак узмакрэў не менш, чым яго дарагая прапажа.

Няма чаго й гаварыць, наколькі радаснай была сустрэча. Збянтэжаная мама выцірала слёзы, абдымала сястрычку і прасіла нас абодвух:

– Калі яшчэ раз хто з вас згубіцца, стойце на месцы. Чакайце, мы самі знойдзем вас. Не трэба бегаць па паверхах. Дамовіліся?

На жаль, другі наш праект, з пошукамі дамашніх тапачак, аказаўся не такім удачным. Яшчэ крыху пабадзяжыліся па аддзелах, але безвынікова.

Калі нарэшце выкараскаліся з універсама, дзядзя Саша і сястрычка былі стомленыя, але не знясіленыя абуткам, затое цётка, мама і я ледзь не плакалі. Кожны крок распухлых ног у цесных басаножках здаваўся здзекам.

Тым не менш, ніхто не збіраўся адмаўляцца ад мары пабываць на Чырвонай плошчы, якая з захаду прываблівала Спасскай вежай Крамля, з поўначы – залатымі купаламі Казанскага Сабора, з поўдня – рознакаляровымі Сабора Васіля Блажэннага.

Найбольш смелая з нас, цётка Галя, крыху павагалася, потым з палёгкай уздыхнула, першая зняла цесны абутак і пайшла па адпаліраванай да бляску брусчатцы босая, на хаду апраўдваючы сябе:

– Чаго я павінна мучыцца… Калі ніхто ў маёй краіне не паклапаціўся пра маю зручнасць, я зраблю гэта сама!

Не згаворваючыся, мы з мамай таксама разбуліся, і хутка ўжо ўтраіх басанож шпацыравалі па плошчы. Дзядзька Саша і Танюша заявілі, што ім за нас сорамна, хоць скрозь зямлю праваліся.

– Вы сабе як хочаце, а мы вас быццам не ведаем, – нарэшце вырашылі яны. Мы абыякава паціснулі плячыма. Яны адышліся крыху і пачалі старанна рабіць выгляд, быццам гуляюць самі па сабе.

Людзей, як на тое, было шмат. Сярод іх знешнасцю і чужой гаворкай вылучаліся іншаземцы. Некаторыя пахапалі свае фатаапараты – і давай наводзіць на нас аб’ектывы ды пстрыкаць.

Дзядзька Саша час ад часу выбіраў зручны момант і спрабаваў ушчуваць:

– Вось надрукуюць гэтыя фатографы вашы здымкі ў буржуйскіх часопісах ды газетах, будзеце ведаць!

– Ну і што, няхай сабе надрукуюць, ­– спакойна адказвала цётка. Чалавек бывалы, які прывучаны да публікі і вельмі любіць сваю асобу, яна была нават рада трапіць на старонкі выданняў.

– Гэта ж, пэўна, думаюць, што ў нашай краіне няма абутку! – ледзь не стагнаў дзядзька.

Цётка задзірліва закідвала галаву:

– А хіба ёсць? Тапачак не знайсці!

Дзядзька не здаваўся:

– Буржуі вырашаць, што ў Савецкім Саюзе адны жабракі жывуць. Басанож – па Чырвонай плошчы! Вы б яшчэ лапці напялілі…

Пазіруючы, цётка Галя крыху нахіліла галаву перад фотакамерай чарговай іншаземкі, чароўна ўсміхнулася прама ў аб’ектыў і прыгожанька падняла руку з басаножкамі. Калі фатограф адышла, яна адказала мужу:

– Туфлі ў нас у руках: не сляпыя, бачаць, што мы – не галота-басота якая-небудзь.

Мы з мамай падтакнулі і горда выцягнулі наперад рукі з басаножкамі перад камерай чарговага іншаземнага фатографа.

Дарэчы, міліцыянеры нас пасля таго выпадку не чапалі і супрацоўнікі спецслужбаў не вышуквалі. Затое ёсць што ўспомніць.

Але цяпер мяне цікавіць: куды трапілі тады шматлікія фотаздымкі з нашымі босымі нагамі на фоне крамлёўскіх сцен, Маўзалея Леніна і помніка Мініну і Пажарскаму? І яшчэ: магчыма, не так сабе проста пачалі разбувацца знакамітасці. То Джулія Робертс басанож прагулялася па дарожцы Канскага фестывалю, то Анжэліка Варум на сцэну без абутку выйшла, то наша Іна Афанасьева ў пляс пусцілася… Не выключана, што завадатарамі гэтай басанож-моды стала наша “тройка”. Няхай сабе і вымушана.

А вы яшчэ будзеце гаварыць, што немагчыма прайсціся басанож па Чырвонай плошчы…

Магчыма! Калі прыспічыць.

Еще рассказы:

• Циркачи (рассказ)
• Бабайка

Буду благодарна за отзывы.